Головные уборы в XVIII — первой половине XIX в. представлены  наиболее  разнообразно именно в  женском костюме.

У адыгских народов было несколько типов головных уборов, различавшихся в зависимости от семейного положения и социальной принадлежности женщины. В этот период девичьи головные уборы были очень близки к мужским. Девушка могла ходить без головного убора с волосами, заплетенными в две или несколько кос. В XVII в., по данным д'Асколи, девушка могла ходить и с распущенными волосами. Но чаще все же носили шапочки, сшитые обычно из ткани красного цвета, на вате. Неглубокая круглая шапочка украшалась по краю галуном или полоской меха. По тулье от верхушки радиально расходились галуны. Другой тин шапочки — в виде митры или дыни, она состояла из отдельных набитых ватой выпуклых вертикальных долек, швы между которыми прикрыты галунами. По низу шапочки проложена полоса галуна или вышивки, на верхушке какая-то шишечка. Шапочка надевалась неглубоко и очень увеличивала рост (табл. 8).

Адыгские женщины носили шапочки обоих типов, митрообразная шапка встречается и на изображениях ногайских женщин. Замужняя женщина заменяла шапочку повязкой с узлом на темени, которую покрывала большой шалью или покрывалом. Авторы, описывающие адыгов, живущих по берегу Черного моря, подчеркивают, что, если девушки ходили повсюду с открытым лицом, в шапочке или даже без головного убора, то замужние женщины, выходя из дома, накидывали большое покрывало белого цвета, спускающееся очень низко, а при встрече с мужчинами прикрывали им нижнюю часть лица. Это было характерно в основном для женщин знатных фамилий и, как подчеркивали сами авторы, являлось результатом влияния мусульманской Турции⁰². Платки носили и замужние женщины простого происхождения, но не накрывали ими лицо. Девушки, судя по рисункам того времени, иногда накидывали поверх шапочки легкий платок или шарф.

Дополнением головного убора являлась обмотка кос тканью, известная нам и по более поздним материалам. Полоса ткани надевалась на голову, а ее длинные концы обматывали косы и спускались до подола. Изображение этого мы видим у ряда авторов — И. Гюльденштедта, Е. Спенсера¹⁰³. В первом случае обмотка сочеталась с головной повязкой замужней женщины, во втором — с высокой куполообразной тапочкой, которую носила девушка, при этом ткань покрывала заднюю часть шапочки и спускалась по спине, обматывая косы. Возможно, что в данном случае изображена молодуха, еще не родившая ребенка. Видимо, обмотку носили и девушки, и женщины.

Дальнейшей модификацией полушаровидной круглой или митрообразной шапки в XIX в. могли быть шапочки адыгских женщин в виде цилиндра, обтянутого галуном, с округлой верхушкой из ткани и радиально расходящимися галунами. Полоса галуна внизу шапки расширилась, тулья уменьшилась, а о дольках напоминает только радиальное расположение галуна, существовавшее ранее, впрочем, п на полушаровидных шапках.

Интересно, что известные нам у адыгских народов по археологическим материалам XIV—XV вв. конусообразные шапочки из войлока или парчи с высоким металлическим навершием (Белореченские курганы, курганы близ Пятигорска) ¹⁰⁴ , видимо, не нашли своего продолжения в головных уборах конца XVIII —начала XIX в. Но в Кабарде (реже у адыгейцев) в начале второй половины XIX в. и позднее были высокие конусообразные  или   с  округлым   верхом   шапочки,   имевшие   металлическую верхушку. Возможно, что кабардинцы, выделившиеся из общего адыгского массива, сохранили, хотя и в модифицированной форме, старую традицию. Об островерхих женских головных уборах, найденных в кабардинских курганах XIV—XVII вв., сообщают И. М Мизиев и Л. X. Нагоев¹⁰⁵, что служит подтверждением сохранения преемственности традиций у кабардинцев. Датировка женских шапочек с металлическими навершиями уточняется. А. X. Нагоев относит их к XVI—XVII вв.¹⁰⁶

Археологические исследования 1950—1970 гг. позволяют судить о женских головных уборах карачаевцев и балкарцев. В захоронениях могильников Курнаят и Ташлы-тала в Балкарии, Карт-Джурт в Карачае обнаружены металлические конусообразные навершия (иногда конус по низу срезан наискосок) из листового серебра или бронзы, насаженные на остроконечные шапочки из войлока или ткани ¹⁰⁷. На лобную часть шапочек нашиты венчики в виде металлических фигурных пластинок с орнаментом, нанесенным штампом. Венчик имеет на концах отверстия для пришивания к шапочке. Исследователи датируют упомянутые могильники довольно широко — XIV—XVIII вв. и указывают, что, по-видимому, подобные головные уборы характерны для богатых и знатных женщин. Конусообразные навершия, как мы знаем, были и у адыгских женщин, К. Кох упоминает о головном уборе адыгских женщин, сделанном из ткани, на вате, к которому спереди прикреплялась металлическая диадема ¹⁰⁸.

Как видно из вышеизложенного, можно отметить некоторое сходство женских головных уборов адыгов с карачаевскими и балкарскими. Конусообразные металлические верхушки шапочек из адыгских курганов XIV—XV вв., при различии в деталях имеют сходство с навершиями той же формы на женских головных уборах более позднего периода в могильниках Карачая и Балкарии. К. Кох не описывает диадему, которую он видел у адыгов, поэтому нельзя сопоставить ее с диадемами карачаевских и балкарских женщин, но общее в том, что и те, и другие были прикреплены к покрывалу или мешочку, спускавшемуся на спину.

Наименее ясным для изучаемого периода представляется головной убор осетинских женщин. Ю. Клапрот пишет: «...у черкесов и осетин девушки и молодые женщины носят круглые шапки, подобно мужчинам; пожилые женщины носят набитые шерстью и покрытые полотном валики, поднимающиеся кверху и вперед, шириной в руку, с небольшим наклоном вверх. Около ушей и над шеей этот валик становится все тоньше; около шеи он не толще обычной шапки. Этот валик называется богтак. От него книзу висит большой белый платок, под которым часто заплетены волосы»   ¹⁰⁹.

Характеризуя одежду из осетинских склепов. П. X. Тменов описывает женский головной убор: «Первый представляет собой упругий матерчатый жгут с выступающим утолщением в лобной части и завязками в тыльной, постепенно суживающейся части. К жгуту-основе пришит длинный колпак (плохо сохранившийся) на подкладке. Весь убор из полотна, подкладка более тонкая. Насколько удается определить, колпак сшит из двух клиньев» ¹¹⁰.

Сложный головной убор осетинских женщин изображен на рисунке 1790 г. Некоторые его черты — длинное полотнище сзади, завязка на затылке — сближают его с описанным Ю. Клапротом и обнаруженным В. X. Тменовым. Возможно, что в нем передан бытовавший и в XIX в. в горной Осетии способ закрепления на голове накинутого платка при помощи налобной повязки, подобно тому как мы это видим на рисунке Беггрова «Кистинка ».

В осетинских наземных склепах, по данным В. X. Тменова, часто истрепались женские небольшие круглые шапочки, сшитые из холста серого и белого цветов или из цветных лоскутков ¹¹¹.

В коллекции Б. А. Куфтина имеется невысокая, простеганная узором шапочка, украшенная белым бисером и пластинкой из перламутра ¹¹². По-видимому, эти украшения играли роль оберега. Шапочки с разнообразными амулетами носили девочки-осетинки и в XIX в.

Встречались в склепах и более высокие шапки, сшитые из 3—4 клиньев шелковой ткани, иногда типа парчи.

В связи со всем вышесказанным нам представляется, что небольшие шапочки из склепов — это девичий головной убор осетинок, а описанный К). Клапротом и найденный В. X. Тменовым сложный головной убор с валиком, так же как изображенный на рисунке 1790 г., принадлежали замужним женщинам и отвечали требованию скрывать волосы.

В. X. Тменов обнаружил в склепе № 7 «Города мертвых» головной убор, «лобная часть которого украшена диадемой из тонкой медной пластины. Средняя часть диадемы несколько напоминает изображение человеческого сердца немного вытянутых очертаний (аналогичные диадемы дали и средневековые склеповые могильники XV—XVII вв.). От нее в обе стороны отходят узкие полоски. Диадема вырезана из цельной пластины, украшена зигзагообразными линиями. К тыльной стороне узора пришит маленький красный колпачок (из холстины) с острым верхом» ¹¹³. Сходство этого головного убора с балкарскими и карачаевскими может объясняться влиянием последних. Но не исключен и другой вариант. Материалы XIX—XX вв. показывают, что женщины, выходя замуж в иноэтническую среду, иногда сохраняли свой традиционный головной убор.

Описание женского головного убора чеченцев (мисджегов, так называют чеченцев кумыки) мы находим у Ю. Клапрота. Он же приводит и его наименование — чугул (по объяснению информаторов, ингушское чIугал — хохолок у птиц, петушиный гребень). «Этот рог,—пишет Клапрот,— обычно делают из бересты; он пустой внутри, обернут платком или шелковой материей и имеет 2 дюйма ширины, около 7 дюймов высоты; загнутый конец повернут по направлению ко лбу. Основание образует небольшой венок, шириной в несколько пальцев, который приложен к темени и украшен кораллами» ¹¹⁴. Такой головной убор носили замужние женщины. По описанию он совпадает с курхарсом, многократно зафиксированным у ингушей и считающимся характерным для них этническим признаком. Курхарс встречался в ингушских захоронениях начиная с XV в., упомянут в донесениях русских послов XVII в., проходивших в  Грузию через земли ингушей:   «А жонки носят на головах, что роги вверх в поларшина» ¹¹⁵

Первым обнаружил этот головной убор в наземных склепах Л. ГГ. Семенов, работавший в горной Ингушетии в 1925—1932 гг. Он дал его описание и выяснил старинное название головного убора — курхарс. Е. И. Крупнов считает курхарс характерным головным убором женщин средневековой Ингушетии и прослеживает древние традиции этого убора на территории Северо-Восточного Кавказа. Мнение Е. И. Крупнова, что курхарс имели только богатые женщины, спорно. При сохранении характерной рогообразной формы они могли быть более простыми по отделке. Иначе вряд ли единичные курхарсы могли быть, как указано ранее, особо отмечены в статейном списке русского посольства XVII в. В. Б. Виноградов, Б. Б.-А. Абдулвахабова и Д. Ю. Чахкиев в своем исследовании опираются на значительный вещевой материал (более 40 экз.), приводят фотографии, рисунки и обширную библиографию. Авторы анализируют термин курхарс, высказывают ценные суждения о его генезисе, о связях с другими народами ¹¹⁶.

По семантике слово курхарс однозначно с приводимым Клапротом ингушским названием чугул (гребень у птиц). Кур по-ингушски «рог, хохол, вихор, чуб». Совпадение это не случайно. По-видимому, в XVIII — начале XIX в. головной убор типа курхарса носили и чеченские замужние женщины, хотя, возможно, не все. Чеченские девушки носили, по словам Ю. Клапрота. «шапки черкесов» ¹¹⁷. Упоминание об этом имеется и в других источниках.

Значительный интерес представляет терминология женских головных уборов народов Северного Кавказа, в особенности замужних женщин. Приводимый Ю. Клапротом термин богтак, возможно, связан с осетинским богъ — «бык-производитель» ¹¹⁸. Многие информаторы в Кабарде называли узел головного платка замужних женщин, завязываемый на темени, бжьакъуэ (рог) ¹¹⁹. По-карачаевски такой узел называется чох — «гребень, чуб» ¹²⁰. Это значение близко к ингушскому курхарс, где кур обозначает «рог, чуб, хохол» ¹²¹. Женский головной убор осетинок носит название гопп, обозначающее «хохол, гребень у птиц», так же как чIугал у ингушей ¹²².

В XIX в. изображения птиц встречаются на женских шапочках адыгских народов, карачаевцев, осетин, присутствуют у этих же народов в нагрудных застежках (верхняя пара). Мотив птицы особенно широки распространен в женских украшениях Дагестана — на подвесках, серьгах, головных украшениях.

Рогатые головные уборы замужних женщин встречались и у других народов, например у русских — кичка рогатая, которую также носили только замужние женщины¹²³. Рога, петушиные гребни, по-видимому, связаны с древними магическими представлениями.

Наконец, головным убором женщин на Северном Кавказе были платки, завязывающиеся различными способами. Девушки надевали большой платок либо поверх шапочки, либо прямо на голову. Замужние женщины у адыгских  народов,  карачаевцев и балкарцев в  XVIII — первой половине XIX в. закрывали волосы, повязывая небольшой платок узлом бжьакъуэ. При выходе из дома они были обязаны накидывать на голову покрывало или большую шаль, как это полагалось и позднее — во второй половине XIX — начале XX в.

Характерны платки также для осетинских, ингушских и чеченских женщин. М. Энгельгардт и Ф. Паррот пишут, что осетинские женщины «надевают на голову платок, концы которого висят по обеим сторонам лица, но они редко прикрываются им» ¹²⁴. Эта манера носить платки сохранилась в Осетии вплоть до XX в. О головном уборе ингушских женщин мы писали уже подробно. Но наряду с курхарсом в склепах часто встречались и платки, к которым иногда были пришиты типичные для ингушей височные кольца с лопастями ¹²⁵. В. И. Марковин упоминает также, что подвески с лопастями «пришивались к волосяному мешку (т. с. к мешку для волос, чухте.— Е. С.), в который женщины прятали косы» ¹²⁶. Это сообщение очень интересно как доказательство давности бытования чухты у вайнахов. В ингушском фольклоре в качество головных уборов фигурируют «гурмалай» (пестрый шелковый платок), «еврейский шелковый платок» (горские евреи часто бывали торговцами вразнос, а иногда имели и свои лавки с тканями и галантереей). В ингушской народной песне встречаются слова: «На голову белое надевши, ноги красно обувши, из всех вышедших [так замуж] ты будь счастливее всех» ¹²⁷. Чеченские женщины носили на голове белые платки, а иногда и большие темные покрывала ¹²⁸.

Итак, женские головные уборы народов Северного Кавказа в XVIII --первой половине XIX в. были весьма разнообразны по материалу и форме. В них довольно четко выражено этническое своеобразие при наличии влияний и заимствований. В отдельных случаях можно проследить развитие той или иной формы и во второй половине XIX в., в других более ранние формы исчезают бесследно (курхарс, богтак). В женских головных уборах XVIII — первой половины XIX в. нашли отражение социальные различия и степень материального благосостояния.

Весьма важным для этнографа показателем является различие между головным убором девушки и замужней женщины. Однако используемые нами источники почти не дают материалов для этих суждений. По рисункам, а тем более но археологическим источникам определить семейное положение женщины почти невозможно, но в отдельных случаях ценные сведения имеются в литературе. Один из авторов конца XVIII в. сообщает: «Девушка с замужними (у адыгов.— Е. С.) не имеет различия в одежде, но только головной убор их различает, ибо девушки носят шапки п по замужестве, доколе не родит, не должны снимать оную, а по рождении первого младенца в первый раз от самого рождения отец новобрачного увидит и сына своего и невестку; тут, увидясь, снимает он шапку с головы невестки и сына дарит домом, скотом п что по состоянию каждого возможно» ¹²⁹. С. Броневский отмечает, что «главный подарок. который причитается также к приданому, предоставляется до первых родин, причем отец новобрачной вручает ей повязку и покрывало, отличительный наряд замужней женщины»  ¹³⁰.

Смена девичьего головного убора на женский существовала и у других народов Северного Кавказа. Вплоть до конца XIX в. у карачаевцев первые роды происходили не в доме мужа, а в доме родителей новобрачной, куда она уходила за месяц — два до родов. Через один —два месяца после родов она возвращалась в дом  мужа с подарками для свекра и свекрови.  «Обычай этот назывался баш  байлаб къайтыу   (возвращение с  повязанной  головой)»¹³¹.   Наименование  обычая возвращения  указывает   на   особое   значение,   которое   придавали   смене   головного   убора. Изменение головного убора после рождения первого ребенка — явление крайне архаичное. Оно отмечало фактический переход женщины в разряд  матерей.   В  более  позднее   время  у   многих   народов,  в   частности у русских, головной убор девушки меняли на женский после венчания или перед ним, что свидетельствует о забвении древнего смысла обряда. О различиях головного убора осетинских девушек и женщин мы говорили   много,   приводя  данные   Ю.   Клапрота¹³².   У  вайнахских   народов в XVIII — первой половине XIX в. (а в ряде случаев и позднее) различия в формах девичьего и женского головного убора прослеживаются не так четко,  но в основе всегда лежал единый принцип — волосы замужней женщины не должны быть видны.

Е. Н. Студенецкая
Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв., "Наука", Москва, 1989 г.